Алексей Улюкаев — РБК: «Можно обойтись и без сокращения госрасходов»
«Приватизационная сделка возможна летом»
— В начале этого года давались оптимистичные оценки по доходам от приватизации, назывались суммы до 1 трлн руб. Но сейчас прошло полгода, ни одной сделки еще проведено не было — какой сейчас ориентир по доходам от приватизации?
— Ни одной сделки и не могло быть проведено. Это процедурный механизм, прописанный в законодательстве. Мы только завершили отбор инвестиционных консультантов, только вчера председатель правительства подписал распоряжение об их утверждении. Они должны провести определенную работу, в том числе и с инвесторами, road-show, и дать нам рекомендации относительно способа размещения (в одних случаях это биржевое размещение, SPO, в других случаях — продажа инвестору, возможна и комбинация), цены, объема подписки на этот актив. В феврале президентом России было принято решение о том, что мы по пяти активам — ВТБ, АЛРОСА, «Башнефть», «Роснефть» и «Совкомфлот» — постараемся закрыть сделки в этом году. Мы увидели, что рынок улучшился, в частности для «Роснефти». Когда все это начиналось, 19,5% «Роснефти» (федеральная доля, которая будет предлагаться рынку) стоила 500 с чем-то миллиардов рублей, а сейчас уже 700 млрд. Существенно улучшилась ситуация по «Башнефти». По другим активам, может быть, не так сильно, но тоже улучшилась. Вопрос в том, насколько быстро в этом году мы сможем провести сделки. Я считаю, что с высокой степенью вероятности мы можем одну из них провести в летнее окно возможностей. Не буду называть конкретную компанию, а то сглажу еще, не дай бог.
— То есть летом может состояться первая сделка?
— Первая сделка может состояться летом, потому что эти активы — АЛРОСА, «Башнефть» и ВТБ — это публичные компании, известные инвесторам, у которых объемы размещения не таковы, чтобы вызвать проблемы с подпиской. Поэтому в принципе любой из них может претендовать на эту позицию. Думаю, что один актив должен успеть в летнее окно и, наверное, еще два или три актива — осенью.
— Что касается «Роснефти», вы ранее оценили вероятность продажи как 50/50. Сейчас как оцениваете шансы?
— Понимаете, это все как игра. Как можно процентами это мерить? Я по-прежнему думаю, что вероятность приватизации в этом году выше 50%.
— А в чем сложность?
— Пакет большой — более 700 млрд руб. Для публичного размещения слишком много: очень трудно обеспечить такую книгу заявок и еще переподписку, чтобы гарантировать комфортную цену продажи. Работа со стратегом — это штучная работа, она требует большого объема информационного взаимодействия, предполагает подготовку условий — акционерных соглашений, например. Это требует времени, просто времени. Поэтому я говорю: шансы, что мы сможем в этом году закрыть эту сделку, больше 50%. Но есть шанс, что мы не успеем этого сделать.
— Есть ли какие-то договоренности с принципиальными инвесторами именно на этот актив? И какие варианты продажи рассматриваются?
— Мы рассматривали все варианты: полностью продать стратегу, комбинацию из нескольких стратегов, биржевую продажу, частичную продажу на бирже, частичную — стратегу, одновременную или разнесенную по времени. Мы подписываем контракт с инвестиционным консультантом, банком Intesa. Он подготовил отчет, где изложил свои рекомендации. Я не буду эти рекомендации сейчас называть, это конфиденциальная информация.
— А договоренности с потенциальными инвесторами есть сейчас по «Роснефти»?
— Все, что я хотел и мог сказать, я сказал.
Фото: Екатерина Кузьмина для РБК
— Еще один вопрос касается «Башнефти». Сейчас основным претендентом на этот актив считается ЛУКОЙЛ. Но сегодня глава компании Вагит Алекперов сказал, что ЛУКОЙЛ до сих пор не сделал правительству предложение, потому что, в свою очередь, правительство не оформило условия, в том числе по цене. Когда это может быть сделано и по какой цене хотелось бы продать этот актив?
— Только вчера подписано распоряжение об утверждении инвестиционного консультанта. Теперь консультант должен провести работу и дать нам свои рекомендации. По «Роснефти» такая работа уже частично проведена, по «Башнефти» еще нет. Поэтому мы подождем, пока появится какое-то понимание по предложению, цене. И тогда возможным участникам этой сделки — если это не будет публичным размещением — направим официальные предложения.
— Есть ли риск того, что приватизация «Башнефти» в этом году не состоится? Например, из-за того, что не успеют завершить формальные процедуры.
— Риск есть по любому активу. Опять-таки я считаю, что вероятность этого больше 50%. Компания подготовлена к этому. Риск незаключения сделки есть всегда, на рынке что-то может произойти. Если на нефтяном рынке опять будет волатильность, настроение инвесторов ухудшится. Будет некомфортная для нас цена. Все, что угодно, может произойти. Поэтому мы работаем, но гарантий нет.
«Cкорее всего, рубль будет крепче»
— Сегодня вы заявили, что с третьего квартала начнется рост экономики, рецессия прекратится. За последние месяцы рубль укрепился сильнее, чем ожидалось, российская нефть стоит уже больше $40. Есть ли вероятность пересмотра прогноза Минэкономразвития?
— Такая вероятность есть всегда: прогнозируя, мы учитываем данные, которые есть на тот момент. Если ситуация изменилась, мы должны это учесть в прогнозе. Вопрос в том, насколько фундаментальны эти изменения. Например, в прошлом году у нас по второму кварталу были очень хорошие ожидания: ситуация на сырьевых рынках улучшалась, рубль укреплялся. Но это не приводило к адекватному ответу бизнеса: как раз в это время углубился производственный спад. И в итоге нижняя точка была как раз во втором квартале 2015 года, а потом мы стали потихонечку оттуда выходить.
Я для себя делю так: период до июля 2015 года — период кризисный, с июля 2015 года по настоящее время — период неустойчивого равновесия, поиска баланса, рекалибровки экономики. Смотрите, что происходит: спад ВВП в прошлом году составил 3,7%, в первом квартале этого года — 1,2%, в апреле — 0,7%, в мае — порядка 0,5%. Мы не знаем точные цифры, но в общем за пять месяцев спад ВВП — менее 1%. Примерно в третьем квартале мы ожидаем перехода в положительное значение. То есть третий квартал 2016 года в реальном выражении — не по номинальному ВВП, а с учетом инфляции — будет лучше, чем третий квартал 2015 года. Рост будет небольшой, в пределах 0,3–0,4%, а в четвертом квартале увеличится. И, скорее всего, по итогам года будет маленький, но плюсик.
Понятно, что это скорее психологически важно. Реального макроэкономического изменения пока не произошло. Почему так? У нас нижняя точка по нефти Urals была $24 за баррель в январе, сегодня Urals стоит $47. Среднее значение с 1 января по 16 июня — $37. Если сохранится нынешняя конъюнктура, то по итогам года средняя цена будет $43. Мне кажется разумным предположение, что сохранится нынешняя конъюнктура. Если это так, можно рассчитывать, что курс рубля будет несколько крепче — по двум причинам. Текущий счет будет лучше: раз цена сырья выше, значит, торговый баланс более позитивный, значит, текущий счет более позитивный, чем мы ожидали прежде. Где-то за $60 млрд составит положительное сальдо текущего счета. При этом капитальный счет окажется лучше, чем мы думали. Мы сейчас вместе с Банком России полагаем, что по итогам года его сальдо окажется равным порядка $25 млрд — по-прежнему со знаком минус. Но минус 25 — это не минус 58, и уж тем более не минус $153 млрд, как было в 2014 году. Если обе эти составляющие лучше, чем мы думали прежде, значит, больше предложение валюты и меньше спрос на нее на внутреннем валютном рынке. Значит, скорее всего, будет рубль крепче. Крепче рубль — скорее всего, будет ниже инфляция.
— Вы говорите, будет крепче, — насколько?
— Среднегодовой курс будет 60 плюс, за 60 (руб./$1).
— Но ниже 65?
— Я не готов в таких терминах рассуждать, потому что на курс, кроме фундаментальных обстоятельств, влияет еще много факторов, которые могут спровоцировать временный спрос или, наоборот, предложение. Очень неблагодарное дело — предсказывать курс. Но ожидания укрепления рубля существенно выше, чем ослабления, а значит, меньше и инфляция. У нас до сих пор в сценарных расчетах стоит показатель 6,5% на конец года. Я думаю, что инфляция будет значительно ниже 6%.
Фото: Екатерина Кузьмина для РБК
— Что же тогда станет драйвером роста экономики? Ранее ваши коллеги из Минфина говорили о том, что в российской экономике появились новые драйверы, новые точки роста — сельское хозяйство, химическая и пищевая промышленность, а также внутренний туризм. Согласны ли вы с таким набором отраслей или, может быть, у вас своя версия?
— Росстат дает такие цифры. У нас по сельскому хозяйству, по пищевой промышленности рост 3%, химия и минеральные удобрения — около 4%, внутренний туризм тоже вырос, частично выросла сфера машиностроения и металлообработки. Но я должен сказать, что в этом году у нас и добывающая промышленность тоже в плюсе: нефть и газ плюс 3% примерно (пять месяцев этого года к пяти месяцам прошлого). С точки зрения опережающих индикаторов важна погрузка на железной дороге, по ней рост около 1,5% за пять месяцев этого года. Важна генерация и отпуск электроэнергии — они тоже в плюсе. Все это — симптомы экономического оживления.
«Я категорический противник изменения налоговой системы»
— Сейчас в правительстве идет работа над новой версией бюджетного правила. Предположим, что расходы бюджета будут сокращены. В какой части — в инвестициях?
— Честно говоря, я считаю неконструктивной дискуссию вокруг бюджетного правила. К сожалению, у нас бюджетное правило такое ситуативное: пока это удобно, оно правило, когда неудобно, уже больше не правило. У нас неэффективные расходы, их нужно сокращать. Но не должно быть негативной селекции. Сейчас она есть: мы сокращаем производительные расходы и оставляем непроизводительные. Защищенные и незащищенные статьи — я в принципе не очень это понимаю. Если вы включили это в бюджет, это ваше бюджетное обязательство, значит, с этого момента это защищенная статья. Все статьи равно защищенные. Тогда может выясниться, что, может, мы обойдемся и без сокращения бюджетных расходов, а проведем более умеренную индексацию. И эта умеренная индексация на фоне ожиданий возвращения к экономическому росту и даст балансировку бюджета. В моем представлении, у нас есть возможность для этого: с нынешних примерно 3% (ВВП) дефицита бюджета за три года спуститься примерно до 1,5%. Это такой спокойный режим работы, который позволяет действительно не огульно резать расходы, а сделать так, чтобы производительные расходы поддерживали бюджетную рамку будущих периодов.
— Нет ли планов сделать защищенными инвестиционные расходы? Потому что сейчас защищенными считаются только расходы социального характера.
— Было бы очень неплохо. Есть так называемое золотое правило бюджетных финансов — и оно рекомендуется Международным валютным фондом — согласно которому инвестиционные расходы, которые создают базу будущих периодов, выводятся из определения бюджетного дефицита и изо всех остальных параметров бюджетной дисциплины. И заимствования на эти цели тоже выводятся. И это очень правильно. Потому что вы создаете возможности для увеличения доходов в будущем, поступаете, как в бизнесе. Это просто ваш инвестиционный проект. За три—пять лет его реализовали, а в конце получили возвратный капитал. Другое дело, что наша собственная федеральная адресно-инвестиционная программа в основном сконцентрирована не на тех объектах, которые будут создавать новую добавленную стоимость, а на тех объектах, которые будут продуцировать наши новые расходные обязательства. Когда вы строите офис, здание для органов государственной власти, больницу, школу — все это очень важные вещи, но эту школу нужно будет освещать, отапливать, охранять, платить в ней зарплату — это новые бюджетные обязательства. Вот сейчас нужно постараться сконцентрировать возможности на том, что создаст не обязательство, а доход. На инфраструктуре прежде всего. Инвестиции в автомобильные дороги, железные дороги, портовую сеть, аэропорты, особенно региональной авиации, а также в жилье и ЖКХ. Во-первых, там дефлятор хороший — больше единицы во всех позициях. Во-вторых, спрос характеризуется полной, стопроцентной практически локализацией — вы поощряете своего производителя. В-третьих, вы покрываете разрыв, ведь инфраструктура — это бутылочное горлышко. Если вы от экономики спроса пытаетесь перейти к экономике предложения, вы должны проводящую сеть сделать работающей, чтобы скорость движения по железной дороге, по автомобильной дороге была высокая, чтобы трансакционные издержки снизились.
— На ваш взгляд, какова вероятность изменения налоговой системы в будущем, и прежде всего, конечно, подоходного налога? Много говорят, например, о прогрессивной шкале.
— Я категорический противник изменения налоговой системы. Налоговая реформа начала этого века, может быть, единственное, что нам удалось во всей сложной системе реформирования экономической политики. И трогать ее сейчас, мне кажется, было бы контрпродуктивно. Поэтому я сторонник того, чтобы: а) не увеличивать налоговую нагрузку; б) вообще минимально вторгаться в налоговую систему. Конечно, есть некоторые вещи, которые хотелось бы улучшить. Например, наш нынешний трехставочный НДС: там базовая ставка, льготная ставка и нулевая ставка. Это неправильно. Лучше бы от этого уйти, взяв реальную эффективную ставку. Но лучше даже этого не делать. Знаете, что такое верблюд? Это арабский скакун, который прошел через согласование. Вот, чтобы верблюда не получить, лучше даже этого не делать.
